Всадник без головы. Майн Рид Томас

И снова тот неловкий момент, когда долгострой, по-хорошему, должен был быть отдолгостроенным лет так на десять-пятнадцать раньше. «Всадника без головы» хорошо бы прочесть именно тогда – с нужным уровнем наивности и засоренности мозга. Тогда я бы не только умяла довольно-таки объемный роман в рекордные сроки, но и, вероятно, осталась в полном восторге от него. Ну да чего теперь говорить.

Как всегда в таких случаях, боясь показаться нелепой до крайности, сюжет излагаю крайне сжато, ибо думаю, что он всем, кроме меня, сто лет как известен. Действие разворачивается в Техасе в девятнадцатом веке. Плантатор Пойндекстер и его семья перебираются в новые владения, сбиваются с пути и встречают славного молодца – мустангера Мориса Джеральда. Дочь плантатора, Луиза, и Морис влюбляются друг в друга с первого взгляда, кузен Луизы Кассий Колхаун тоже в нее влюблен, а посему загорается ненавистью к мустангеру и решает во что бы то ни стало погубить его. Вскоре происходит загадочное убийство, в котором не без помощи Кассия обвиняют Мориса, а в округе время от времени появляется наводящий на всех ужас всадник без головы… Кто этот всадник, спасется ли Морис от несправедливого обвинения, кто настоящий убийца и будут ли Морис с Луизой счастливы – чтобы узнать ответы на эти вопросы, придется подождать до конца произведения.

Роман вызвал фейспалм с первых же страниц. Потому что начинается он с того, что олень увидел всадника без головы и перепугался. Да. Олень. Олень отметил эту странность, в вероятности чего у меня есть сильные сомнения. То, что он испугался появления всадника как такового – это ладно, но чтобы вот так оценить всю его необычность…
Ну да ладно. Следующее, что вызвало улыбку – это моментальное и четкое распределение ролей. Положительные-положительные персонажи против отрицательных-отрицательных. Среднего не дано. Главный герой – самый красивый во всем Техасе, самый сильный и самый благородный. Главная героиня – самая красивая во всем Техасе и самых лучших чувств девушка. Их друзья – верх благородства и расторопности. Их враги собрали в себе все пороки, какие только возможно. И все эти герои, и положительные, и отрицательные, ужасно простодушны.

Автору, однако, удалось представить историю достаточно запутанной, чтобы она до самого конца сохраняла интригу, что придает ей какую-то даже детективную окраску. Но то, как Майн Рид держит в напряжении… Это, признаться, надоедает. Перед каждым решающим моментом он раз за разом ставит в конце очередного абзаца вопрос – умрет ли он? А? А? Ну умрет же? Нет? И только после целого ряда таких обращений к читателю, наконец, наступает развязка. Как правило, предсказуемая, потому что эти вопросы прозрачно намекают на то, что для положительных героев все закончится благополучно.

Меня так и тянет сравнить роман с увлекательной сказкой. Несмотря на обилие стрельбы и разного рода расправ, характерных для этого места и этой эпохи, читая роман, настраиваешься на хорошую концовку со стандартным «и жили они долго и счастливо», не веришь, что произойдет какая-нибудь действительно серьезная неприятность, а если она действительно происходит, то воспринимается легко, и счастье главных героев с лихвой ее окупает.

Короче говоря, роман оставил впечатление простой и милой истории для юного возраста. И мне правда жаль, что я не прочла его раньше. Здесь правило «лучше поздно, чем никогда» служит малым утешением: взрослому едва ли получится воспринять «Всадника без головы» без снисходительной улыбки.

Пролог

Техасский олень, дремавший в тиши ночной саванны1
Сав?нна – американская степь, покрытая высокой сочной травой.

Вздрагивает, услышав топот лошадиных копыт.

Но он не покидает своего ложа, даже не встает на ноги. Не ему одному принадлежат эти просторы – дикие степные лошади тоже пасутся здесь по ночам. Он только слегка поднимает голову – над высокой травой показываются его рога – и слушает: не повторится ли звук?

Снова доносится топот копыт, но теперь он звучит иначе. Можно различить звон металла, удар стали о камень.

Этот звук, такой тревожный для оленя, вызывает быструю перемену в его поведении. Он стремительно вскакивает и мчится по прерии; но скоро он останавливается и оглядывается назад, недоумевая: кто потревожил его сон?

В ясном лунном свете южной ночи олень узнает злейшего своего врага – человека. Человек приближается верхом на лошади.

Охваченный инстинктивным страхом, олень готов уже снова бежать; но что-то в облике всадника – что-то неестественное – приковывает его к месту.

Дрожа, он почти садится на задние ноги, поворачивает назад голову и продолжает смотреть – в его больших карих глазах отражаются страх и недоумение.

Что же заставило оленя так долго вглядываться в странную фигуру?

Лошадь? Но это обыкновенный конь, оседланный, взнузданный, – в нем нет ничего, что могло бы вызвать удивление или тревогу. Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он пугает и заставляет недоумевать – в его облике есть что-то уродливое, жуткое.

Силы небесные! У всадника нет головы!

Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что это за невиданное чудовище? Но вот, охваченный ужасом, олень снова бежит. Он не останавливается до тех пор, пока не переплывает Леону и бурный поток не отделяет его от страшного всадника.

Не обращая внимания на убегающего в испуге оленя, как будто даже не заметив его присутствия, всадник без головы продолжает свой путь.

Он тоже направляется к реке, но, кажется, никуда не спешит, а движется медленным, спокойным, почти церемониальным шагом.

Словно поглощенный своими мыслями, всадник опустил поводья, и лошадь его время от времени пощипывает траву. Ни голосом, ни движением не подгоняет он ее, когда, испуганная лаем койотов, она вдруг вскидывает голову и, храпя, останавливается.

Кажется, что он во власти каких-то глубоких чувств и мелкие происшествия не могут вывести его из задумчивости.

Ни единым звуком не выдает он своей тайны. Испуганный олень, лошадь, волк и полуночная луна – единственные свидетели его молчаливых раздумий.

На плечи всадника наброшено серапе2
Серап? – широкий мексиканский плащ.

Которое при порыве ветра приподнимается и открывает часть его фигуры; на ногах у него гетры из шкуры ягуара. Защищенный от ночной сырости и от тропических ливней, он едет вперед, молчаливый, как звезды, мерцающие над ним, беззаботный, как цикады, стрекочущие в траве, как ночной ветерок, играющий складками его одежды.

Наконец что-то, по-видимому, вывело всадника из задумчивости, – его конь ускорил шаг. Вот конь встряхнул головой и радостно заржал – с вытянутой шеей и раздувающимися ноздрями он бежит вперед рысью и скоро уже скачет галопом: близость реки – вот что заставило коня мчаться быстрее.

Он не останавливается до тех пор, пока не погружается в прозрачный поток так, что вода доходит всаднику до колен. Конь с жадностью пьет; утолив жажду, он переправляется через реку и быстрой рысью взбирается по крутому берегу.

Наверху всадник без головы останавливается, как бы ожидая, пока конь отряхнется от воды. Раздается лязг сбруи и стремян – словно гром загрохотал в белом облаке пара.

Из этого ореола появляется всадник без головы; он снова продолжает свой путь.

Видимо, подгоняемая шпорами и направляемая рукой седока, лошадь больше не сбивается с пути, а бежит уверенно вперед, словно по знакомой тропе.

Впереди, до самого горизонта, простираются безграничные просторы саванны. На небесной лазури вырисовывается силуэт загадочной фигуры, похожей на поврежденную статую кентавра; он постепенно удаляется, пока совсем не исчезает в таинственных сумерках лунного света.

Глава I
Выжженная прерия

Даже на большом расстоянии можно разглядеть, что это фургоны; над каждым – полукруглый верх из белоснежного полотна.

Их десять – слишком мало для торгового каравана или правительственного обоза. Скорее всего, они принадлежат какому-нибудь переселенцу, который высадился на берегу залива и теперь направляется в один из новых поселков на реке Леоне.

Вытянувшись длинной вереницей, фургоны ползут по саванне так медленно, что их движение почти незаметно, и лишь по их взаимному положению в длинной цепи обоза можно об этом догадаться. Темные силуэты между фургонами свидетельствуют о том, что они запряжены, а убегающая в испуге антилопа и взлетающий с криком кроншнеп выдают, что обоз движется. И зверь и птица недоумевают: что за странные чудовища вторглись в их дикие владения?

Во всей прерии не видно никакого движения: ни летящей птицы, ни бегущего зверя. В этот знойный полуденный час все живое в прерии замирает или прячется в тень. И только человек, подстрекаемый честолюбием или алчностью, нарушает законы тропической природы и бросает вызов палящему солнцу.

Так и хозяин обоза, несмотря на изнуряющую полуденную жару, продолжает свой путь.

Каждый фургон запряжен восемью сильными мулами. Они везут большое количество съестных припасов, дорогую, можно даже сказать – роскошную, мебель, черных рабынь и их детей; чернокожие невольники идут пешком рядом с обозом, а некоторые устало плетутся позади, еле переступая израненными босыми ногами. Впереди едет легкая карета, запряженная выхоленными кентуккскими мулами; на ее козлах черный кучер в ливрее изнывает от жары. Все говорит о том, что это не бедный поселенец из северных штатов ищет себе новую родину, а богатый южанин, который уже приобрел усадьбу и едет туда со своей семьей, имуществом и рабами.

И в самом деле, обоз принадлежит плантатору, который высадился с семьей в Индианоле, на берегу залива Матагорда, и теперь пересекает прерию, направляясь к своим новым владениям.

Среди сопровождающих обоз всадников, как всегда, впереди едет сам плантатор, Вудли Пойндекстер – высокий, худощавый человек лет пятидесяти, с бледным, болезненно желтоватым лицом и с горделиво-суровой осанкой. Одет он просто, но богато. На нем свободного покроя кафтан из альпака, жилет из черного атласа и нанковые панталоны. В вырезе жилета видна сорочка из тончайшего полотна, перехваченная у ворота черной лентой. На ногах, вдетых в стремена, – башмаки из мягкой дубленой кожи. От широких полей соломенной шляпы на лицо плантатора падает тень.

Рядом с ним едут два всадника, один справа, другой слева: это юноша лет двадцати и молодой человек лет на шесть-семь старше.

Первый – сын Пойндекстера. Открытое, жизнерадостное лицо юноши совсем не похоже на суровое лицо отца и на мрачную физиономию третьего всадника – его кузена.

На юноше французская блуза из хлопчатобумажной ткани небесно-голубого цвета, панталоны из того же материала; этот костюм – самый подходящий для южного климата – очень к лицу юноше, так же как и белая панама.

Его двоюродный брат – отставной офицер-волонтер – одет в военную форму из темно-синего сукна, на голове у него суконная фуражка.

Еще один всадник скачет неподалеку; у него тоже белая кожа – правда, не совсем белая. Грубые черты его лица, дешевая одежда, плеть, которую он держит в правой руке, так искусно ею щелкая, – все говорит о том, что это надсмотрщик над чернокожими, их мучитель.

В «карриоле» – легкой карете, представляющей нечто среднее между кабриолетом и ландо, – сидят две девушки. У одной из них кожа ослепительно-белая, у другой – совсем черная. Это единственная дочь Вудли Пойндекстера и ее чернокожая служанка.

Путешественники едут с берегов Миссисипи, из штата Луизиана.

Сам плантатор – не уроженец этого плата; другими словами – не креол3
Кре?лы – потомки французов или испанцев, ранних переселенцев в Америку. Они сохраняют свой национальный язык и обычаи.

По лицу же его сына и особенно по тонким чертам его дочери, которая время от времени выглядывает из-за занавесок кареты, легко догадаться, что они потомки французской эмигрантки, одной из тех, которые более столетия назад пересекли Атлантический океан.

Вудли Пойндекстер, владелец крупных сахарных плантаций, был одним из наиболее надменных, расточительных и хлебосольных аристократов Юга. В конце концов он разорился, и ему пришлось покинуть свой дом на Миссисипи и переехать с семьей и горсточкой оставшихся негров в дикие прерии Техаса.

Солнце почти достигло зенита. Путники идут медленно, наступая на собственные тени. Расслабленные нестерпимой жарой, белые всадники молча сидят в своих седлах. Даже негры, менее чувствительные к зною, прекратили свою болтовню и, сбившись в кучки, безмолвно плетутся позади фургонов.

Тишина, томительная, как на похоронах, время от времени прерывается лишь резким, словно выстрел пистолета, щелканьем кнута или же громким бархатистым «уоа», срывающимся с толстых губ то одного, то другого чернокожего возницы.

Медленно движется караван, как будто он идет ощупью. Собственно, настоящей дороги нет. Она обозначена только следами колес проехавших ранее повозок, следами, заметными лишь по раздавленным стеблям сочной травы.

Несмотря на свой черепаший шаг, лошади, запряженные в фургоны, делают все, что в их силах. Плантатор предполагает, что до новой усадьбы осталось не больше двадцати миль. Он надеется добраться туда до наступления ночи. Поэтому он и решил продолжать путь, невзирая на полуденную жару.

Вдруг надсмотрщик делает знак возницам, чтобы они остановили обоз. Отъехав на сотню ярдов вперед, он внезапно натянул поводья, как будто перед каким-то препятствием.

Он мчится к обозу. В его жестах – тревога. Что случилось?

Не индейцы ли? Говорили, что они появляются в этих местах.

– Что случилось, мистер Сансом? – спросил плантатор, когда всадник приблизился.

– Трава выжжена. В прерии был пожар.

– Был пожар? Но ведь сейчас прерия не горит, – быстро спрашивает хозяин обоза, бросая беспокойный взгляд в сторону кареты. – Где? Я не вижу дыма.

– Нет, сэр, – бормочет надсмотрщик, поняв, что он поднял напрасную тревогу, – я не говорил, что она сейчас горит, я только сказал, что прерия горела и вся земля стала черной, что твоя пиковая десятка.

– Ну, это не беда! Мне кажется, мы так же спокойно можем путешествовать по черной прерии, как и по зеленой.

– Глупо, Джон Сансом, поднимать шум из-за пустяков!.. Эй вы, черномазые, пошевеливайтесь! Берись за кнуты! Погоняй! Погоняй!

– Но скажите, капитан Колхаун, – возразил надсмотрщик человеку, который так резко отчитал его, – как же мы найдем дорогу?

– Зачем искать дорогу? Какой вздор! Разве мы с нее сбились?

– Боюсь, что да. Следов колес не видно: они сгорели вместе с травой.

– Пустяки! Как будто нельзя пересечь выжженный участок и без следов. Мы найдем их на той стороне.

– Да, если только там осталась другая сторона, – простодушно ответил надсмотрщик, который, хотя и был уроженцем восточных штатов, не раз бывал и на западной окраине прерии и знал, что такое пограничная жизнь. – Что-то ее не видно, хоть я и с седла гляжу!..

– Погоняй, черномазые! Погоняй! – закричал Колхаун, прервав разговор.

Пришпорив лошадь, он поскакал вперед, давая этим понять, что распоряжение должно быть выполнено.

Обоз опять тронулся, но, подойдя к границе выжженной прерии, внезапно остановился.

Всадники съезжаются вместе, чтобы обсудить, что делать. Положение трудное – в этом все убедились, взглянув на равнину, которая расстилалась перед ними.

Кругом не видно ничего, кроме черных просторов. Нигде никакой зелени – ни стебелька, ни травинки. Пожар свирепствовал недавно – во время летнего солнцестояния. Созревшие травы и яркие цветы прерии – все превратилось в пепел под разрушающим дыханием огня.

Впереди, направо, налево, насколько хватает зрения, простирается картина опустошения. Небо теперь не лазоревое – оно стало темно-синим, а солнце, хотя и не заслонено облаками, как будто не хочет здесь светить и словно хмурится, глядя на мрачную землю.

Надсмотрщик сказал правду: не осталось и следов дороги.

Пожар, испепеливший созревшие травы прерии, уничтожил и следы колес, указывавших раньше дорогу.

– Что же нам делать? – Этот вопрос задает сам плантатор, и в голосе его звучит растерянность.

– Что делать, дядя Вудли?.. Конечно, продолжать путь. Река должна быть по ту сторону пожарища. Если нам не удастся найти переправу на расстоянии полумили, мы поднимемся вверх по течению или спустимся вниз… Там видно будет.

– Но, Кассий, ведь этак мы заблудимся!

– Вряд ли… Мне кажется, что выгоревшее пространство не так велико. Не беда, если мы немного собьемся с дороги: все равно, рано или поздно, мы выйдем к реке в том или ином месте.

– Хорошо, мой друг. Тебе лучше знать, я положусь на тебя.

– Не бойтесь, дядя. Мне случалось бывать и не в таких переделках… Вперед, негры! За мной!

И отставной офицер бросил самодовольный взгляд в сторону кареты, из-за занавесок которой выглянуло прекрасное, слегка встревоженное лицо девушки. Колхаун пришпорил лошадь и самоуверенно поскакал вперед.

Вслед за щелканьем кнутов слышится топот копыт восьмидесяти мулов, смешанный со скрипом колес. Фургоны снова двинулись в путь.

Мулы идут быстрее. Черная поверхность, непривычная для глаз животных, словно подгоняет их; едва успев коснуться пепла копытами, они тотчас же снова поднимают ноги. Молодые мулы храпят в испуге. Мало-помалу они успокаиваются и, глядя на старших, идут вслед за ними ровным шагом.

Так караван проходит около мили. Затем он снова останавливается. Это распоряжение отдал человек, который сам вызвался быть проводником. Он натягивает поводья, но в позе его уже нет прежней самоуверенности. Должно быть, он озадачен, не зная, куда ехать.

Ландшафт, если только его можно так назвать, изменился, но не к лучшему. Все по-прежнему черно до самого горизонта. Только поверхность уже не ровная: она стала волнистой. Цепи холмов перемежаются долинами. Нельзя сказать, что здесь совсем нет деревьев, хотя то, что от них осталось, едва ли можно так назвать. Здесь были деревья до пожара – алгаробо4
Алгар?бо – рожковое дерево.

Мескито5
Мески?то – колючий кустарник.

И еще некоторые виды акации росли здесь в одиночку и рощами. Их перистая листва исчезла без следа, остались только обуглившиеся стволы и почерневшие ветки.

– Ты сбился с дороги, мой друг? – спрашивает плантатор, поспешно подъезжая к племяннику.

– Нет, дядя, пока нет. Я остановился, чтобы оглядеться Нам нужно ехать вот по этой долине. Пусть караван продолжает путь. Мы едем правильно, я за это ручаюсь.

Караван снова трогается. Спускается вниз по склону, направляется вдоль долины, снова взбирается по откосу и на гребне возвышенности опять останавливается.

– Ты все же сбился с дороги, Каш? – повторяет свой вопрос плантатор, подъезжая к племяннику.

– Черт побери! Боюсь, что ты прав, дядя. Но скажи, какой дьявол мог бы вообще отыскать дорогу на этом пожарище!.. Нет-нет! – вдруг восклицает Колхаун, увидев, что карета подъехала совсем близко. – Мне теперь все ясно. Мы едем правильно. Река должна быть вон в том направлении. Вперед!

И капитан пришпорил лошадь, по-видимому сам не зная, куда ехать. Фургоны следуют за ним, но от возниц не ускользнуло замешательство Колхауна. Они замечают, что обоз движется не прямо вперед, а кружит по долинам между рощицами.

Но вот ободряющий возглас вожатого сразу поднимает настроение путников. Дружно щелкают кнуты, слышатся радостные восклицания.

Путешественники вновь на дороге, где до них проехало, должно быть, с десяток повозок. И это было совсем недавно: отпечатки колес и копыт совершенно свежие, как будто они сделаны час назад. Видимо, по выжженной прерии проехал такой же караван.

Как и они, он, должно быть, держал свой путь к берегам Леоны; очень вероятно, что это правительственный обоз, который направляется в форт Индж. В таком случае остается только двигаться по его следам. Форт находится в том же направлении, лишь немного дальше новой усадьбы.

Ничего лучшего нельзя было и ожидать. От замешательства Колхауна не остается и следа, он снова воспрянул духом и с чувством нескрываемого самодовольства отдает распоряжение трогаться.

На протяжении мили, а может быть, и больше караван идет по найденным следам. Они ведут не прямо вперед, но кружат среди обгоревших рощ. Самодовольная уверенность Кассия Колхауна переходит в мрачное уныние. На лице его отражается глубокое отчаяние, когда он наконец догадывается, что следы сорока четырех колес, по которым они едут, были оставлены каретой и десятью фургонами – теми самыми, что следуют сейчас за ним и с которыми он проделал весь путь от залива Матагорда.

Глава II
След лассо

Не оставалось никаких сомнений, что фургоны Вудли Пойндекстера шли по следам своих же колес.

– Наши следы! – пробормотал Колхаун; сделав это открытие, он натянул поводья и разразился проклятиями.

– Наши следы? Что ты этим хочешь сказать, Кассий? Неужели мы едем…

– …по нашим собственным следам. Да, именно это я и хочу сказать. Мы описали полный круг. Смотрите: вот заднее копыто моей лошади – отпечаток половины подковы, а вот следы негров. Теперь я узнаю и место. Это тот самый холм, откуда мы спускались после нашей последней остановки. Вот уж чертовски не повезло – напрасно проехали около двух миль!

Теперь на лице Колхауна заметна не только растерянность – на нем появились горькая досада и стыд. Это он виноват, что в караване нет настоящего проводника. Тот, которого наняли в Индианоле, сопровождал их до последней стоянки; там, поспорив с заносчивым капитаном, он попросил расчет и отправился назад.

Все это, а также чрезмерная самоуверенность, с которой он вызвался вести караван, заставляют теперь племянника плантатора испытывать мучительный стыд. Его настроение становится совсем мрачным, когда приближается карета и прекрасные глаза видят его замешательство.

Пойндекстер больше не задает вопросов. Для всех теперь ясно, что они сбились с пути. Даже босоногие пешеходы узнали отпечатки своих ног и поняли, что идут по этим местам уже во второй раз.

Караван опять остановился; всадники возбужденно совещаются. Положение серьезное: так думает и сам плантатор. Он потерял надежду до наступления темноты закончить путешествие, как предполагал раньше.

Но это еще не самая большая беда. Кто знает, что ждет их впереди? Выжженная прерия полна опасностей. Быть может, им предстоит провести здесь ночь и негде будет достать воды, чтобы напоить мулов. А может быть, и не одну ночь?

Но как же найти дорогу? Солнце начинает клониться к западу, хотя все еще стоит слишком высоко, чтобы уловить, в какую сторону оно движется; однако через некоторое время можно будет определить, где находятся страны света.

Но что толку? Даже если они узнают, где находятся восток, запад, север и юг, ничего не изменится – они потеряли направление!

Колхаун стал осторожнее. Он уже больше не претендует на роль проводника. После такой позорной неудачи у него не хватает на это смелости.

Минут десять они совещаются, но никто не может предложить разумный план действий. Никто не знает, как вырваться из этой черной прерии, которая заволакивает черной пеленой не только солнце и небо, но и лица тех, кто попал в ее пределы.

Высоко в небе показалась стая черных грифов. Они всё приближаются. Некоторые из них опускаются на землю, другие кружат над головами заблудившихся путников. В поведении хищников есть что-то зловещее.

Прошло еще десять гнетущих минут. И вдруг к людям вернулась бодрость: они увидели всадника, скачущего прямо к обозу.

Какая неожиданная радость! Кто бы мог подумать, что в таком месте можно встретить человека! Снова надежда засветилась в глазах путников – в приближающемся всаднике они видят своего спасителя.

– Ведь он едет к нам, не правда ли? – спросил плантатор, не веря своим глазам.

– Да, отец, он едет прямо к нам, – ответил Генри и стал кричать и размахивать шляпой высоко над головой, чтобы привлечь внимание всадника.

Но это было излишне – всадник и без того заметил остановившийся караван. Он скакал галопом и скоро приблизился настолько, что можно было окликнуть его.

Он натянул поводья, только когда миновал обоз, и подъехал к плантатору и его спутникам.

– Мексиканец, – прошептал Генри, взглянув на одежду незнакомца.

– Тем лучше, – так же тихо ответил ему отец. – Тогда он наверняка знает дорогу.

– Ничего мексиканского в нем нет, кроме костюма, – пробормотал Колхаун. – Я сейчас это узнаю… Buenos dias, cavallero! Esta vuestra mexicano? (Добрый день, кабальеро! Вы мексиканец?)

– О нет, – ответил тот, улыбнувшись. – Я совсем не мексиканец. Я могу объясниться с вами и по-испански, если хотите, но мне кажется, вы лучше поймете меня, если мы будем говорить по-английски – ведь это ваш родной язык? Не так ли?

Колхаун подумал, что допустил какую-то ошибку в своей фразе или же не справился с произношением, и поэтому воздержался от ответа.

Майн Рид.

Всадник без головы

Техасский олень, дремавший в тиши ночной саванны , вздрагивает, услышав топот лошадиных копыт.

Но он не покидает своего зеленого ложа, даже не встает на ноги. Не ему одному принадлежат эти просторы – дикие степные лошади тоже пасутся здесь по ночам. Он только слегка поднимает голову–над высокой травой показываются его рога–и слушает: не повторится ли звук?

Снова доносится топот копыт, но теперь он звучит иначе. Можно различить звон металла, удар стали о камень.

Охваченный инстинктивным страхом, олень готов уже снова бежать, но что-то в облике всадника– что-то неестественное -приковывает его к месту.

Дрожа, он почти садится на задние ноги, поворачивает назад голову и продолжает смотреть–в его больших карих глазах отражаются страх и недоумение.

Что же заставило оленя так долго вглядываться в странную фигуру?

Лошадь? Но это обыкновенный конь, оседланный, взнузданный,– в нем нет ничего, что могло бы вызвать удивление или тревогу. Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он пугает и заставляет недоумевать – в его облике есть что-то уродливое, жуткое.

Силы небесные! У всадника нет головы!

Кажется, что он во власти каких-то глубоких чувств и мелкие происшествия не могут вывести его из задумчивости. Ни единым звуком не выдает он своей тайны. Испуганный олень, лошадь, волк и полуночная луна – единственные свидетели его молчаливых раздумий.

На плечи всадника наброшено серапе , которое при порыве ветра приподнимается и открывает часть его фигуры; на ногах у него гетры из шкуры ягуара. Защищенный от ночной сырости и от тропических ливней, он едет вперед, молчаливый, как звезды, мерцающие над ним, беззаботный, как цикады, стрекочущие в траве, как ночной ветерок, играющий складками его одежды.

Наконец что-то, по-видимому, вывело всадника из задумчивости,– его конь ускорил шаг. Вот конь встряхнул головой и радостно заржал – с вытянутой шеей и раздувающимися ноздрями он бежит вперед рысью и скоро уже скачет галопом: близость реки – вот что заставило коня мчаться быстрее.

Наверху всадник без головы останавливается, как бы ожидая, пока конь отряхнется от воды. Раздается лязг сбруи и стремян -словно гром загрохотал в белом облаке пара.

Из этого ореола появляется всадник без головы; он снова продолжает свой путь.

Впереди, до самого горизонта, простираются безлесные просторы саванны. На небесной лазури вырисовывается силуэт загадочной фигуры, похожей на поврежденную статую кентавра; он постепенно удаляется, пока совсем не исчезает в таинственных сумерках лунного света.

Глава I. ВЫЖЖЕННАЯ ПРЕРИЯ

Даже на большом расстоянии можно разглядеть, что это фургоны; над каждым–полукруглый верх из белоснежного полотна.

Их десять – слишком мало для торгового каравана или правительственного обоза. Скорее всего, они принадлежат какому-нибудь переселенцу, который высадился на берегу моря и теперь направляется в один из новых поселков на реке Леоне.

Вытянувшись длинной вереницей, фургоны ползут по саванне так медленно, что их движение почти незаметно, и лишь по их взаимному положению в длинной цепи обоза можно о нем догадаться. Темные силуэты между фургонами свидетельствуют о том, что они запряжены; а убегающая в испуге антилопа и взлетающий с криком кроншнеп выдают, что обоз движется. И зверь и птица недоумевают: что за странные чудовища вторглись в их дикие владения?

Кроме этого, во всей прерии не видно никакого движения: ни летящей птицы, ни бегущего зверя. В этот знойный полуденный час все живое в прерии замирает или прячется в тень. И только человек, подстрекаемый честолюбием или алчностью, нарушает законы тропической природы и бросает вызов палящему солнцу.

Так и хозяин обоза, несмотря на изнуряющую полуденную жару, продолжает свой путь.

И в самом деле, обоз принадлежит плантатору, который высадился с семьей в Индианоле, нa берегу залива Матагорда, и теперь пересекает прерию, направляясь к своим новым владениям.

Среди сопровождающих обоз всадников, как всегда, впереди едет сам плантатор, Вудли Пойндекстер–высокий, худощавый человек лет пятидесяти, с бледным, болезненно желтоватым лицом и с горделиво суровой осанкой. Одет он просто, но богато. На нем свободного покроя кафтан из альпака, жилет из черного атласа и нанковые панталоны. В вырезе жилета видна сорочка из тончайшего полотна, перехваченная у ворота черной лентой. На ногах, вдетых в стремена,– башмаки из мягкой дубленой кожи. От широких полей соломенной шляпы на лицо плантатора падает тень.

Первый–сын Пойндекстера. Открытое, жизнерадостное лицо юноши совсем не похоже на суровое лицо отца и на мрачную физиономию третьего всадника – его кузена.

Техасский олень, дремавший в тиши ночной саванны1,
вздрагивает, услышав топот лошадиных копыт.
Но он не покидает своего зеленого ложа, даже не встает на
ноги. Не ему одному принадлежат эти просторы -- дикие степные
лошади тоже пасутся здесь по ночам. Он только слегка поднимает
голову--над высокой травой показываются его рога--и слушает: не
повторится ли звук?
Снова доносится топот копыт, но теперь он звучит иначе.
Можно различить звон металла, удар стали о камень.
Этот звук, такой тревожный для оленя, вызывает быструю
перемену в его поведении. Он стремительно вскакивает и мчится
по прерии; но скоро он останавливается и оглядывается назад,
недоумевая: кто потревожил его сон?
В ясном лунном свете южной ночи олень узнает злейшего
своего врага -- человека. Человек приближается верхом на
лошади.
Охваченный инстинктивным страхом, олень готов уже снова
бежать, но что-то в облике всадника-- что-то неестественное --
приковывает его к месту.
Дрожа, он почти садится на задние ноги, поворачивает назад
голову и продолжает смотреть--в его больших карих глазах
отражаются страх и недоумение.
Что же заставило оленя так долго вглядываться в странную
фигуру?
Лошадь? Но это обыкновенный конь, оседланный,
взнузданный,-- в нем нет ничего, что могло бы вызвать удивление
или тревогу. Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он
пугает и заставляет недоумевать -- в его облике есть что-то
уродливое, жуткое.
Силы небесные! У всадника нет головы!
Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту
смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что
это за невиданное чудовище? Но вот, охваченный ужасом, олень
снова бежит. Он не останавливается до тех пор, пока не
переплывает Леону и бурный поток не отделяет его от страшного
всадника.
Не обращая внимания на убегающего в испуге оленя, как
будто даже не заметив его присутствия, всадник без головы
продолжает свой путь.
Он тоже направляется к реке, но, кажется, никуда не
спешит, а движется медленным, спокойным, почти церемониальным
шагом.
Словно поглощенный своими мыслями, всадник опустил
поводья, и лошадь его время от времени пощипывает траву. Ни
голосом, ни движением не подгоняет он ее, когда, испуганная
лаем койотов, она вдруг вскидывает голову и, храпя,
останавливается.
Кажется, что он во власти каких-то глубоких чувств и
мелкие происшествия не могут вывести его из задумчивости. Ни
единым звуком не выдает он своей тайны. Испуганный олень,
лошадь, волк и полуночная луна -- единственные свидетели его
молчаливых раздумий.
На плечи всадника наброшено серапе2, которое при порыве
ветра приподнимается и открывает часть его фигуры; на ногах у
него гетры из шкуры ягуара. Защищенный от ночной сырости и от
тропических ливней, он едет вперед, молчаливый, как звезды,
мерцающие над ним, беззаботный, как цикады, стрекочущие в
траве, как ночной ветерок, играющий складками его одежды.
Наконец что-то, по-видимому, вывело всадника из
задумчивости,-- его конь ускорил шаг. Вот конь встряхнул
головой и радостно заржал -- с вытянутой шеей и раздувающимися
ноздрями он бежит вперед рысью и скоро уже скачет галопом:
близость реки -- вот что заставило коня мчаться быстрее.
Он не останавливается до тех пор, пока не погружается в
прозрачный поток так, что вода доходит всаднику до колен. Конь
с жадностью пьет; утолив жажду, он переправляется через реку и
быстрой рысью взбирается по крутому берегу.
Наверху всадник без головы останавливается, как бы ожидая,
пока конь отряхнется от воды. Раздается лязг сбруи и стремян --
словно гром загрохотал в белом облаке пара.
Из этого ореола появляется всадник без головы; он снова
продолжает свой путь.
Видимо, подгоняемая шпорами и направляемая рукой седока,
лошадь больше не сбивается с пути, а бежит уверенно вперед,
словно по знакомой тропе.
Впереди, до самого горизонта, простираются безлесные
просторы саванны. На небесной лазури вырисовывается силуэт
загадочной фигуры, похожей на поврежденную статую кентавра; он
постепенно удаляется, пока совсем не исчезает в таинственных
сумерках лунного света.

Глава I. ВЫЖЖЕННАЯ ПРЕРИЯ

Полуденное солнце ярко светит с безоблачного лазоревого
неба над бескрайней равниной Техаса около ста миль южнее
старого испанского города Сан-Антонио-де-Бехар. В золотых лучах
вырисовываются предметы, необычные для дикой прерии,-- они
говорят о присутствии людей там, где не видно признаков
человеческого жилья.
Даже на большом расстоянии можно разглядеть, что это
фургоны; над каждым--полукруглый верх из белоснежного полотна.
Их десять -- слишком мало для торгового каравана или
правительственного обоза. Скорее всего, они принадлежат
какому-нибудь переселенцу, который высадился на берегу моря и
теперь направляется в один из новых поселков на реке Леоне.
Вытянувшись длинной вереницей, фургоны ползут по саванне
так медленно, что их движение почти незаметно, и лишь по их
взаимному положению в длинной цепи обоза можно о нем
догадаться. Темные силуэты между фургонами свидетельствуют о
том, что они запряжены; а убегающая в испуге антилопа и
взлетающий с криком кроншнеп выдают, что обоз движется. И зверь
и птица недоумевают: что за странные чудовища вторглись в их
дикие владения?
Кроме этого, во всей прерии не видно никакого движения: ни
летящей птицы, ни бегущего зверя. В этот знойный полуденный час
все живое в прерии замирает или прячется в тень. И только
человек, подстрекаемый честолюбием или алчностью, нарушает
законы тропической природы и бросает вызов палящему солнцу.
Так и хозяин обоза, несмотря на изнуряющую полуденную
жару, продолжает свой путь.
Каждый фургон запряжен восемью сильными мулами. Они везут
большое количество съестных припасов, дорогую, можно даже
сказать -- роскошную, мебель, черных рабынь и их детей;
чернокожие невольники идут пешком рядом с обозом, а некоторые
устало плетутся позади, еле переступая израненными босыми
ногами. Впереди едет легкая карета, запряженная выхоленными
кентуккскими мулами; на ее козлах черный кучер в ливрее
изнывает от жары. Все говорит о том, что это не бедный
поселенец из северных штатов ищет себе новую родину, а богатый
южанин, который уже приобрел усадьбу и едет туда со своей
семьей, имуществом и рабами.
И в самом деле, обоз принадлежит плантатору, который
высадился с семьей в Индианоле, нa берегу залива Матагорда, и
теперь пересекает прерию, направляясь к своим новым владениям.
Среди сопровождающих обоз всадников, как всегда, впереди
едет сам плантатор, Вудли Пойндекстер--высокий, худощавый
человек лет пятидесяти, с бледным, болезненно желтоватым лицом
и с горделиво суровой осанкой. Одет он просто, но богато. На
нем свободного покроя кафтан из альпака, жилет из черного
атласа и нанковые панталоны. В вырезе жилета видна сорочка из
тончайшего полотна, перехваченная у ворота черной лентой. На
ногах, вдетых в стремена,-- башмаки из мягкой дубленой кожи. От
широких полей соломенной шляпы на лицо плантатора падает тень.
Рядом с ним едут два всадника, один справа, другой слева:
это юноша лет двадцати и молодой человек лет на шесть-семь
старше.
Первый--сын Пойндекстера. Открытое, жизнерадостное лицо
юноши совсем не похоже на суровое лицо отца и на мрачную
физиономию третьего всадника -- его кузена.
На юноше французская блуза из хлопчатобумажной ткани
небесно-голубого цвета, панталоны из того же материала; этот
костюм -- самый подходящий для южного климата -- очень к лицу
юноше, так же как и белая панама.
Его двоюродный брат -- отставной офицер-волонтер -- одет в
военную форму из темно-синего сукна, на голове у него суконная
фуражка.
Еще один всадник скачет неподалеку; у него тоже белая
кожа--правда, не совсем белая. Грубые черты его лица, дешевая
одежда, плеть, которую он держит в правой руке, так искусно ею
щелкая,-- все говорит о том, что это надсмотрщик над
чернокожими, их мучитель.
В "карриоле" -- легкой карете, представлявшей нечто
среднее между кабриолетом и ландо,-- сидят две девушки. У одной
из них кожа ослепительно белая, у другой -- совсем черная. Это
-- единственная дочь Вудли Пойндекстера и ее чернокожая
служанка.
Путешественники едут с берегов Миссисипи, из штата
Луизиана.
Сам плантатор -- не уроженец этого штата; другими словами
-- не креол3. По лицу же его сына и особенно по тонким чертам
его дочери, которая время от времени выглядывает из-за
занавесок кареты, легко догадаться, что они потомки французской
эмигрантки, одной из тех, которые более столетия назад
пересекли Атлантический океан.
Вудли Пойндекстер, владелец крупных сахарных плантаций,
был одним из наиболее надменных, расточительных и хлебосольных
аристократов Юга. В конце концов он разорился, и ему пришлось
покинуть свой дом на Миссисипи и переехать с семьей и
горсточкой оставшихся негров в дикие прерии юго-западного
Техаса.
Солнце почти достигло зенита. Путники идут медленно,
наступая на собственные тени. Расслабленные нестерпимой жарой,
белые всадники молча сидят в своих седлах. Даже негры, менее
чувствительные к зною, прекратили свою болтовню и, сбившись в
кучки, безмолвно плетутся позади фургонов.
Тишина, томительная, как на похоронах, время от времени
прерывается лишь резким, словно выстрел пистолета, щелканьем
кнута или же громким бархатистым "уоа", срывающимся с толстых
губ то одного, то другого чернокожего возницы.
Медленно движется караван, как будто он идет ощупью.
Собственно, настоящей дороги нет. Она обозначена только следами
колес проехавших ранее повозок, следами, заметными лишь по
раздавленным стеблям сочной травы.
Несмотря на свой черепаший шаг, лошади, запряженные в
фургоны, делают все, что в их силах. Плантатор предполагает,
что до новой усадьбы осталось не больше двадцати миль. Он
надеется добраться туда до наступления ночи. Поэтому он и решил
продолжать путь, невзирая на полуденную жару.
Вдруг надсмотрщик делает знак возницам, чтобы они
остановили обоз. Отъехав на сотню ярдов вперед, он внезапно
натянул поводья, как будто перед каким-то препятствием.
Он мчится к обозу. В его жестах -- тревога. Что случилось?
Не индейцы ли? Говорили, что они появляются в этих местах.
-- Что случилось, мистер Сансом?--спросил плантатор, когда
всадник приблизился.
-- Трава выжжена. В прерии был пожар.
-- Был пожар? Но ведь сейчас прерия не горит? --быстро
спрашивает хозяин обоза, бросая беспокойный взгляд в сторону
кареты.-- Где? Я не вижу дыма.
-- Нет, сэр,--бормочет надсмотрщик, поняв, что он поднял
напрасную тревогу, -- я не говорил, что она сейчас горит, я
только сказал, что прерия горела и вся земля стала черной, что
твоя пиковая десятка.
-- Ну, это не беда! Мне кажется, мы так же спокойно можем
путешествовать по черной прерии, как и по зеленой.
-- Глупо, Джош Сансом, поднимать шум из-за пустяков!.. Эй
вы, черномазые, пошевеливайтесь! Берись за кнуты! Погоняй!
Погоняй!
-- Но скажите, капитан Колхаун,-- возразил надсмотрщик
человеку, который так резко отчитал его,-- как же мы найдем
дорогу?
-- Зачем искать дорогу? Какой вздор! Разве мы с нее
сбились?
-- Боюсь, что да. Следов колес не видно: они сгорели
вместе с травой.
-- Пустяки! Как будто нельзя пересечь выжженный участок и
без следов. Мы найдем их на той стороне.
-- Да, если только там осталась другая сторона,--
простодушно ответил надсмотрщик, который, хотя и был уроженцем
восточных штатов, не раз бывал и на западной окраине прерии и
знал, что такое пограничная жизнь.-- Что-то ее не видно, хоть я
и с седла гляжу!..
-- Погоняй, черномазые! Погоняй! -- закричал Колхаун,
прервав разговор.
Пришпорив лошадь, он поскакал вперед, давая этим понять,
что распоряжение должно быть выполнено.
Обоз опять тронулся, но, подойдя к границе выжженной
прерии, внезапно остановился.
Всадники съезжаются вместе, чтобы обсудить, что делать.
Положение трудное,-- в этом все убедились, взглянув на равнину,
которая расстилалась перед ними.
Кругом не видно ничего, кроме черных просторов. Нигде
никакой зелени -- ни стебелька, ни травинки. Пожар прошел
недавно -- во время летнего солнцестояния. Созревшие травы и
яркие цветы прерии -- все превратилось в пепел под разрушающим
дыханием огня.
Впереди, направо, налево, насколько хватает зрения,
простирается картина опустошения. Небо теперь не лазоревое --
оно стало темно-синим, а солнце, хотя и не заслонено облаками,
как будто не хочет здесь светить и словно хмурится, глядя на
мрачную землю.
Надсмотрщик сказал правду: не осталось и следов дороги.
Пожар, испепеливший созревшие травы прерии, уничтожил и
следы колес, указывавших раньше дорогу.
-- Что же нам делать? -- Этот вопрос задает сам плантатор,
и в голосе его звучит растерянность.
-- Что, делать, дядя Вудли?.. Конечно, продолжать путь.
Река должна быть по ту сторону пожарища. Если нам не удастся
найти переправу на расстоянии полумили, мы поднимемся вверх по
течению или спустимся вниз... Там видно будет.
-- Но, Кассий, ведь этак мы заблудимся!
-- Вряд ли... Мне кажется, что выгоревшее пространство не
так велико. Не беда, если мы немного собьемся с дороги: все
равно, рано или поздно, мы выйдем к реке в том или ином месте.
-- Хорошо, мой друг. Тебе лучше знать, я положусь на тебя.
-- Не бойтесь, дядя. Мне случалось бывать и не в таких
переделках... Вперед, негры! За мной!
И отставной офицер бросает самодовольный взгляд в сторону
кареты, из-за занавесок которой выглядывает прекрасное, слегка
встревоженное лицо девушки. Колхаун шпорит лошадь и
самоуверенно скачет вперед.
Вслед за щелканьем кнутов слышится топот копыт
восьми--десяти мулов, смешанный со скрипом колес. Фургоны снова
двинулись в путь.
Мулы идут быстрее. Черная поверхность, непривычная для
глаз животных, словно подгоняет их; едва успев коснуться пепла
копытами, они тотчас же снова поднимают ноги. Молодые мулы
храпят в испуге. Мало-помалу они успокаиваются и, глядя на
старших, идут вслед за ними ровным шагом.
Так караван проходит около мили. Затем он снова
останавливается. Это распоряжение отдал человек, который сам
вызвался быть проводником. Он натягивает поводья, но в позе его
уже нет прежней самоуверенности. Должно быть, он озадачен, не
зная, куда ехать.
Ландшафт, если только его можно так назвать, изменился, но
не к лучшему. Все по-прежнему черно до самого горизонта. Только
поверхность уже не ровная: она стала волнистой. Цепи холмов
перемежаются долинами. Нельзя сказать, что здесь совсем нет
деревьев, xoтя тo, что от них осталось, едва ли можно так
назвать. Здесь были деревья до пожара -- алгаробо4, мескито5 и
еще некоторые виды акации росли здесь в одиночку и рощами. Их
перистая листва исчезла без следа, остались только обуглившиеся
стволы и почерневшие ветки.
-- Ты сбился с дороги, мой друг? -- спрашивает плантатор,
поспешно подъезжая к племяннику.
-- Нет, дядя, пока нет. Я остановился, чтобы оглядеться.
Нам нужно ехать вот по этой долине. Пусть караван продолжает
путь. Мы едем правильно, я за это ручаюсь.
Караван снова трогается. Спускается вниз по склону,
направляется вдоль долины, снова взбирается по откосу и на
гребне возвышенности опять останавливается.
-- Ты все же сбился с дороги, Каш? -- повторяет свой
вопрос плантатор, подъезжая к племяннику.
-- Черт побери! Бoюcь, чтo ты пpaв, дядя. Ho скажи, какой
дьявол мог бы вообще отыскать дорогу на этом пожарище!..
Нет-нет! -- вдруг восклицает Колхаун, увидев, что карета
подъехала совсем близко.-- Мне теперь все ясно. Мы едем
правильно. Река должна быть вон в том направлении. Вперед!
И капитан шпорит лошадь, по-видимому сам не зная, куда
ехать. Фургоны следуют за ним, но от возниц не ускользнуло
замешательство Колхауна. Они замечают, чтo обоз движется не
прямо вперед, а кружит по долинам между рощицами.
Но вот ободряющий возглас вожатого сразу поднимает
настроение путников. Дружно щелкают кнуты, слышатся радостные
восклицания.
Путешественники вновь на дороге, где до них проехало,
должно быть, с десяток повозок. И это было совсем недавно:
отпечатки колес и копыт совершенно свежие, как будто они
сделаны час назад. Видимо, по выжженной прерии проехал такой же
караван.
Как и они, он, должно быть, держал свой путь к берегам
Леоны; очень вероятно, что это правительственный обоз, который
направляется в форт Индж. В таком случае, остается только
двигаться по его следам, форт находится в том же направлении,
лишь немного дальше новой усадьбы.
Ничего лучшего нельзя было и ожидать. От замешательства
Колхауна не остается и следа, он снова воспрянул духом и с
чувством нескрываемого самодовольства отдает распоряжение
трогаться.
На протяжении мили, а может быть и больше, караван идет по
найденным следам. Они ведут не прямо вперед, но кружат среди
обгоревших рощ. Самодовольная уверенность Кассия Колхауна
переходит в мрачное уныние. На лице его отражается глубокое
отчаяние, когда он наконец догадывается, что следы сорока
четырех колес, по которым они едут, были оставлены каретой и
десятью фургонами -- теми самыми, что следуют сейчас зa ним, и
с которыми он проделал весь путь от залива Матагорда.

Глава II. СЛЕД ЛАССО

Год написания: Публикация: Издательство:

London: Chapman and Hall; vol I

Перевод:

«Вса́дник без головы́» (англ. The Headless Horseman; A Strange Tale of Texas ) - роман Майн Рида , написанный в 1865 г. и основанный на приключениях автора в Америке .

Сюжет

Действие романа происходит в пятидесятых годах XIX века в приграничных районах штата Техас . Богатый плантатор Вудли Пойндекстер со своей семьей, состоящей из сына, дочери и племянника, переезжает из штата Луизиана в свой новый дом, Каса-дель-Корво.

Вскоре после того, как Пойндекстеры обосновались в Каса-дель-Корво, плантатор устраивает большой приём, посвященный удачному переезду и более близкому знакомству с элитой Техаса . На этом приёме присутствует и Морис Джеральд, который взялся доставить семье плантатора два десятка диких лошадей . В соответствии с ирландским обычаем , он дарит редкого и ценного мустанга дочери плантатора, чем ещё сильнее разжигает любовь в её сердце и ненависть в душе её кузена . Теперь тот уже твёрдо решает убрать молодого мустангера со своего пути. Замыслив коварный план убийства Мориса, он решает привести его в исполнение на следующий вечер, в баре поселка, который образовался около форта Индж. Он якобы невзначай толкнул и облил ирландца, тот ответил ему тем же. Возникшая ссора заканчивается дуэлью . Колхаун явно недооценил своего противника, чем и поплатился, оставшись в живых лишь благодаря великодушию Мориса. Таким образом, победив в этой схватке, мустангер завоевал уважение местных жителей и офицеров форта, а также заставил отставного капитана панически бояться его.

Колхаун не отступает от своего плана убить Мориса, но уже не своими руками, а заплатив другому мустангеру, бандиту Мигуэлю Диасу. Диас, узнав, что индейцы вышли на тропу войны, с радостью соглашается на это дело.

В это же время, после выздоровления Мориса они с Луизой начали тайно переписываться с помощью т. н. «воздушной почты», а после, не выдержав долгой разлуки, встречаться в саду Каса-дель-Корво. После их последней встречи произошло трагическое событие. Колхаун застаёт Мориса и Луизу в саду и подговаривает брата Луизы на то, чтобы тот убил мустангера. Отчасти благодаря заступничеству Луизы, отчасти благоразумию Генри, Морису удается уйти невредимым. Молодой Пойндекстер же, выслушав сестру, решает, что поступил неразумно и собирается догнать Джеральда и извиниться перед ним. Ночью он выезжает вдогонку за мустангером. Вслед за Генри выезжает и его кузен Кассий, но с другой целью: он знает, что завтра Морис уезжает в Ирландию и решает убить его этой ночью.

Следующим утром, собравшись на завтрак, семья Пойндекстеров обнаруживает, что Генри, вопреки своей привычке, не встал вовремя и не пришёл на ранний завтрак. В доме его тоже не оказалось. В это время один из невольников поймал в прерии его лошадь, без всадника и измазанную кровью. Все думают, что Генри Пойндекстер убит. На поиски тела и убийцы снаряжается отряд из вооружённых плантаторов и солдат, который в своих поисках добивается определённого успеха и находит доказательства смерти юноши. Во время поисков этот отряд встречает ужасного всадника без головы. Не найдя разумной отгадки, что же это может быть, отряд едет на ночлег.

В эту же ночь Диас со своими подельниками, переодевшись в индейцев, вторгается в жилище Мориса на Аламо с явным намерением убить его. Не застав его там, они решают подождать его в хижине. И вскоре кто-то приехал. Но не хозяин жилища, а всё тот же всадник без головы. До смерти напугавшись, бандиты быстро ретировались. Они были вторыми, кто видел таинственного всадника без головы.

Тем временем друг Мориса, Зебулон Стумп, обеспокоенный пропажей ирландца, находился в его хижине вместе со слугой Фелимом, до смерти перепуганным индейцами. Они получают записку от мустангера, которую доставила его собака Тара. Они идут в указанное место и едва успевают, убив напавшего на парня ягуара . Морис оказался сильно болен, из-за чего - неизвестно. Старый охотник Стумп и слуга мустангера Фелим отвозят юношу к своему дому, где его находит поисковой отряд. Найдя у него в хижине одежду Генри, регуляторы решают устроить суд Линча прямо на месте. Но благодаря вмешательству Зеба Стумпа, а также индейских вещей в хижине Мориса, говорящих о возможном нашествии команчей , суд удаётся отложить.

Между тем, все уверены, что Генри Пойндекстер мёртв, и Морис Джеральд повинен в его смерти. В состоянии горячки он дожидается законного суда на гауптвахте форта Индж. Некоторые друзья мустангера, а именно майор , комендант форта, Зеб Стумп и Луиза Пойндекстер уверены, что убийство совершил не Морис, а кто-то иной. Выгадав у майора три лишних дня задержки суда, Зеб Стумп отправляется в прерию, где он твёрдо намерен найти доказательства невиновности своего друга. И он их находит, а также теперь точно знает, кто настоящий убийца и что представляет собой таинственный всадник без головы. Он докладывает обо всём коменданту форта и все ждут суда.

Очнувшийся от помрачения ума Морис даёт показания на суде, которые заставляют многих переменить своё мнение относительно виновности мустангера в этом преступлении. Всё ещё более кардинально меняется, когда люди видят всадника без головы, приближающегося к месту суда.

Вот тут и открывается эта чудовищная тайна. Все это время всадником без головы являлся Генри Пойндекстер. А убил его Колхаун.

Переводы

Наиболее известен перевод романа на русский язык, сделанный А. Ю. Макаровой .

Экранизации

Роман послужил основой для фильма «Всадник без головы », который был снят советским режиссёром Владимиром Вайнштоком в 1973 году .

См. также

Wikimedia Foundation . 2010 .

Всадник без головы (значения)
Всадник без головы (фильм, 1922)

Смотреть что такое "Всадник без головы (роман)" в других словарях:

Всадник без головы (значения) - Всадник без головы персонаж, распространенный в фольклоре различных народов, а также: Персонаж рассказа Вашингтона Ирвинга «Легенда о Сонной лощине» и фильма «Сонная Лощина», основанного на этом рассказе. Всадник без головы (роман) … … Википедия

Всадник без головы - Всадник без головы персонаж, распространенный в фольклоре различных народов, а также: Всадник без головы персонаж рассказа Вашингтона Ирвинга «Легенда о Сонной Лощине» и фильма «Сонная Лощина», основанного на этом рассказе. «Всадник без… … Википедия

Роман Унгерн-Штернберг

Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг - барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг 1885 1921 Генерал лейтенант барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг в Иркутске на допросе в штабе 5 й советской армии. 1 2 сентября 1921 г. Место рождения … Википедия

Роман Фёдорович Унгерн-Штернберг - барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг 1885 1921 Генерал лейтенант барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг в Иркутске на допросе в штабе 5 й советской армии. 1 2 сентября 1921 г. Место рождения … Википедия

Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг - барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг 1885 1921 Генерал лейтенант барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг в Иркутске на допросе в штабе 5 й советской армии. 1 2 сентября 1921 г. Место рождения … Википедия

Унгерн-Штернберг, Роман Федорович - барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг 1885 1921 Генерал лейтенант барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг в Иркутске на допросе в штабе 5 й советской армии. 1 2 сентября 1921 г. Место рождения … Википедия

Пролог

Глава IВыжженная прерия

Глава IIСлед лассо

Глава I. ВЫЖЖЕННАЯ ПРЕРИЯ

Глава II. СЛЕД ЛАССО

Сюжет

Переводы

Экранизации

См. также

Смотреть что такое "Всадник без головы (роман)" в других словарях:

Глава I
Выжженная прерия

Глава II
След лассо